МЕДИЦИНА В РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 19 ВЕКА

В конце 18 — начале 19 в. в России появились признаки глубокого кризиса феодально-крепостнического строя. Быстрыми темпами развивались мануфактуры и фабрики, увеличивалась численность наемных рабочих. В 1858 г. на предприятиях обрабатывающей промышленности насчитывалось св. 573 тыс. работников, из них наемных 462 тыс. (80%). В 1828 г. в столицах и в крупных городах были учреждены Мануфактурные советы для наблюдения за промышленными предприятиями. Медленно, но неуклонно шел процесс отрыва населения от земледелия и сосредоточения его в городах. В 1795 г. городские жители составляли 4,2% населения, в 1857 г. — 6,4%. Однако в целом Россия оставалась аграрной страной. Развитие капиталистических отношений сковывалось крепостным правом, к-рое мешало созданию источников свободной рабочей силы, суживало внутренний рынок, задерживало накопление капиталов.

Стремление дворянства не только сохранить, но и расширить феодально-крепостнические привилегии, с одной стороны, загоняло в тупик их собственное хозяйство, усиливало процесс «дворянского оскудения», завершившийся в первой половине 19 в. (к 60-м гг. почти все помещичьи имения были заложены), с другой,— обостряло сословный антагонизм между помещиками и городской торгово-промышленной буржуазией, хозяйственная деятельность к-рой опиралась гл. обр. на наемный труд, и, следовательно, была более эффективна и прогрессивна. Крепостное право тормозило развитие экономики страны, и это было столь очевидно, что уже Екатерина II в своих интимных «Записках» заявляет, что «рабство есть политическая ошибка, которая убивает соревнование, промышленность, искусство, честь и благоденствие», и объявляет себя сторонницей «просвещенного абсолютизма» во главе с «коронованным философом», являющимся «первым слугой народа». Но даже такое словесное самодержавное вольнодумство вызвало сплочение дворянской реакции, к-рая не разобравшись в истинных целях и политическом двуличии екатерининских деклараций, по словам русского историка Б. И. Сыромятникова, «в конце концов выщипала все нарядные павлиньи перья из пышного хвоста, распущенного на удивленье всей Европы северной Семирамидой». В конце 70 — начале 80-х гг. 18 в. Екатерина II, напуганная Крестьянской войной под предводительством Е. И. Пугачева, подтверждает и расширяет дворянские вольности (1785) и начинает искоренять те самые «просветительные начала», которые ранее торжественно провозглашала. В результате «просвещенная монархия» 18 в. закончила свое существование диким произволом, который в период короткого правления Павла I проявился настолько обнаженно, что против него выступал даже такой убежденный идеолог самодержавия, как H. М. Карамзин.

Глубокий кризис, переживаемый государством в результате крепостничества на рубеже 18—19 вв., способствовал пробуждению критического настроения в об-ве, а политика, проводимая Павлом I, породила оппозицию в среде дворянства. Все это подготовило ту первую и короткую «политическую весну», к-рую связывают с началом правления Александра I.

В первой четверти 19 в. быстро менялись политические веяния. Первое десятилетие прошло под знаком ожидания радикальных политических преобразований, вплоть до «дарования конституции» и отмены крепостного права. Была упразднена «Тайная канцелярия» и объявлена амнистия ее жертвам, возвращено из ссылки ок. 12 тыс. человек, в т. ч. А. Н. Радищев, который даже был привлечен к работе в законодательной комиссии. Александр I окружил себя образованными, хотя и политически непоследовательными людьми. Однако проекты радикальных политических реформ остались неосуществленными. Вместо «дарования свобод» началась реорганизация государственного управления: были созданы министерства и Комитет министров (1802), Государственный Совет (1810). Управление мед.-сан. делом рассредоточивалось. В составе Министерства полиции (с 1819 г. объединено с Министерством внутренних дел) в 1803 г., вместо упраздненной Медицинской коллегии (см.), по образцу Франции были созданы медицинский департамент, функции к-рого сводились к правительственному врачебному и санитарно-полицейскому контролю, и медицинский совет с правами совещательного научного органа. Подготовка врачей возлагалась на Министерство народного просвещения, обеспечение медпомощью различных слоев населения — на разные ведомства, координация деятельности которых законодательно не предусматривалась (см. Здравоохранение). Т. о., реформа государственного управления завершила процесс децентрализации управления мед.-сан. делом, начавшийся еще при Екатерине II. В условиях недостатка мед. кадров и леч. учреждений это было, несомненно, шагом назад по сравнению с реформами петровского времени, направленными на централизацию управления мед.-сан. делом. Отрицательные последствия принятого порядка сказывались на состоянии медпомощи населению страны в течение всего 19 в.

Вместе с тем «либеральные веяния» первого десятилетия 19 в. все же отразились на решении вопросов экономики и просвещения. Так, в 1803 г. был издан указ о «свободных хлебопашцах», согласно к-рому помещикам предоставлялось право отпускать «на выкуп» своих крестьян с земельным наделом, в 1804 г. помещикам Прибалтики было запрещено продавать крестьян без земли. В 1816 —1819 п. прибалтийские крестьяне были освобождены от личной крепостной зависимости, но собственность на землю сохранялась за помещиками. Это значительно стимулировало развитие капиталистических отношений в Курляндии, Лифляндии, Эстляндии. Предпринимались попытки законодательной регламентации развития отдельных отраслей промышленности, в т. ч. проведение элементарных мер по обеспечению рабочих медпомощью. Так, напр., Горное уложение (1806) предписывало учреждать как при казенных, так и при частных заводах госпитали. При каждом госпитале предлагалось содержать по крайней мере одного лекаря и нескольких лекарских учеников в зависимости от числа рабочих на заводе. В оснащение госпиталей входил набор хирургических инструментов. Лекарю вменялось в обязанность осматривать больных 2 раза в день. Однако эти требования, и то частично, выполнялись лишь на казенных заводах. В конце 50-х гг. при казенных горных предприятиях имелось 13 б-ц, в которых работало 18 врачей. Надежды же на то, что «заводчики в интересах человеколюбия и своих собственных пойдут навстречу попечениям государственной власти» полностью провалились: в 30—40-х гг. только при нескольких крупных частных заводах были построены б-цы, которые содержались на средства рабочих (удерживалось 1—2% их жалованья или устанавливался ежемесячный взнос в размере 10 кои. серебром). См. также Фабрично-заводская медицина.

Расширялась сеть общеобразовательных учебных заведений, была создана система преемственности начального, среднего и высшего образования. Открылись новые ун-ты — Дерптский (1802), Казанский (1804), Харьковский (1805), Петербургский (1819), позднее — Киевский (1834), лицеи (Царскосельский и Демидовский), программа которых была близка к университетской, высшие технические учебные заведения. В 1804 г. был введен Университетский устав, предусматривающий автономию ун-тов, выборность ректора, деканов и профессоров. Устав этот, однако, просуществовал недолго, фактически «университетские свободы» превратились в пустую формальность вскоре после окончания Отечественной войны 1812 г. Расширилась и база для подготовки врачебных кадров: мед. ф-ты были открыты в Дерптском (1802), Виленском (1803), Казанском (1814), Харьковском (1805), Киевском (1841) ун-тах. Повышению уровня подготовки врачей во многом способствовало введение в начале 19 в. преподавания философии и естественных наук в гимназиях и ун-тах; к преподаванию в ун-тах допускались только лица, защитившие докторскую или магистерскую диссертацию (1819). Большую роль в развитии мед. науки и высшего мед. образования в России сыграла организация в 1828 г. по предложению акад. Г. Ф. Паррота (1767 — 1852) «профессорского института» при Дерптском ун-те. В ин-те прошли подготовку к профессуре многие видные русские ученые-медики, в т. ч. Н. И. Пирогов, А. М. Филомафитский, Ф. И. Иноземцев, Г. И. Сокольский и др. Увеличение числа мед. ф-тов и расширение приема на них учащихся способствовало росту врачебных кадров в стране. К 1846 г. в России было ок. 8,1 тыс. врачей, в т. ч. 654 врача, не имевших законченного университетского образования, гл. обр. «практиков», деятельность которых ограничивалась определенными специальностями (напр., глазные болезни, венерические болезни), а также помощью при травмах. По данным Я. В. Ханыкова (1851), не менее трети общего числа врачей служило в армии и на флоте.

В первом десятилетии 19 в. Россия проявляла значительную внешнеполитическую и военную активность. В 1801 г. в подданство России перешла Грузия. В результате войн с Турцией (1806 — 1812), Ираном (1804 — 1813) и Швецией (1808 — 1809) к России отошли Бессарабия и Западная Грузия, Северный Азербайджан и Дагестан, Финляндия и Аландские о-ва. В 1805 г. Россия примкнула к антифранцузской коалиции, к-рая потерпела поражение, в результате чего Россия вынуждена была заключить мирный договор с Францией (1807) и присоединиться к континентальной блокаде Англии. Прекращение торговли с Англией имело неблагоприятные экономические последствия для России и вызвало недовольство со стороны крупных землевладельцев. Торговля с Англией фактически была возобновлена к 1810 г. Это вызвало обострение отношений между Россией и Францией, что явилось одним из поводов Отечественной войны 1812 г.

Вторжение в Россию 600-тысячной армин Наполеона вызвало небывалый патриотический подъем. Героически сражалась армия, развернулась партизанская война. Профессора и преподаватели ун-тов, рядовые русские врачи принимали деятельное участие в защите Родины. «Большая часть воспитанников Московского университета,— говорил в торжественной речи декан мед. ф-та Московского ун-та М. Я. Мудров,— оставя мирные науки… подняли оружие во спасение отечества… Наш же медицинский ф-т совершенно закрылся за лишением профессоров и студентов, или лучше покрыл себя славой и доблестями. Один пошли на поле брани, другие поехали сопровождать раненых, все оставили ун-т, рассеялись по полям и госпиталям и венчали честью .место их образования». На войне погиб профессор Московского ун-та талантливый экспериментатор И. Е. Грузинов (1781 — 1813). Огромную работу по организации медпомощи и эвакуации раненых, созданию госпиталей и пр. проделали русские военные медики — Я. В. Виллие и др., непосредственно на полях сражения работали И. Е. Дядьковский, X. И. Лодер (1753 — 1832) и др.

Хотя переход к реакции принял законченное выражение лишь после окончания Отечественной войны 1812 г., конец александровскому либерализму пришел раньше: уже в 1805 г. был учрежден Комитет высшей полиции, преобразованный в 1807 г. в Комитет общественной безопасности, его деятельность, по существу, свидетельствовала о реставрации Тайной экспедиции. Однако только добившись разрыва с Наполеоном и сближения с Англией, реакционное дворянство, к-рое настойчиво искало путей противодействия преобразованиям, «имеющим начало от гибельной и преступной якобинской заразы», перешло в наступление. Первым сигналом к этому наступлению стала знаменитая «Записка о древней и новой России» H. М. Карамзина (1811). «Всякая новость в государственном порядке — зло, к коему надо прибегать только в необходимости»…— поучал H. М. Карамзин. В преддверии войны Александр I не рискнул пойти на резкие перемены. Даже ненавистный столбовому дворянству «выскочка-попович» М. М. Сперанский (1772 — 1839) был удален лишь с началом войны. Одновременно Александр 1, по словам Г. Р. Державина, «разогнал якобинскую шайку дерзнувших к изумлению и ужасу россиян понуждать государя освободить от рабства холопов и унизить дворянство». Кстати, «шайка» не слишком упорствовала в своих либеральных заблуждениях. М. М. Сперанский позднее доказал свою преданность престолу и участием в следственной комиссии по делу декабристов и другими «идущими на пользу России деяниями», за что Николай I удостоил его графского титула. Недалеко ушли и такие «рьяные конституционалисты», как В. Н. Карамзин (1773 — 1842), А. Н. Голицын (1773— 1844), М. Л. Магницкий (1778—1855), С. С. Уваров (1786 — 1855), которые сразу переметнулись в лагерь реакции и с усердием ренегатов громили просвещение, насаждая в ун-тах «дух православия» и обстановку павловской казармы.

Сплочение всех реакционных сил после Отечественной войны 1812 г. не было случайностью. Разоренное войной дворянство нуждалось в усилении крепостничества, а возникшее в ходе изгнания Наполеона «единение сословий перед лицом супостата» пробудило у крестьян надежды на освобождение. В этих условиях дворянству было не до либеральных идей — речь шла о благополучии благородного сословия. Кроме того, результаты войны укрепили русский царизм, превратившийся в оплот монархической реакции в Европе. Для борьбы с революционным движением в Европе в 1815 г. был создан Священный союз, политика к-рого во многом определяла как внешне-, так и внутриполитическую линию русского правительства.

Победа реакции и связанное с этим усиление крепостничества обострили экономический и финансовый кризис. Сократился внутренний рынок, стоимость ассигнационного рубля к 1820 г. упала до 23 коп., общий государственный долг возрос до 1 млрд. рублей. Недовольство состоянием экономики и финансов страны, свидетельствующим об обострении кризиса крепостнического строя, открыто высказывали даже представители правительственной администрации. «Томление в России велико,— писал русский государственный деятель, президент Вольного экономического об-ва Н. С. Мордвинов,— ум и сердце каждого наполняется жалобой на дороговизну, на ущерб капиталу, на умаление имущества… Богатый жалуется, что сделался бедным, довольный — нуждающимся, и глас многочисленного народа громок и убедителен».

С 1815 г. вся полнота власти сосредоточилась в руках А. А. Аракчеева, стремившегося воскресить худшие традиции павловского режима. Одновременно расцветает официальный «просветительский» обскурантизм. Созданное в 1817 г. Министерство духовных дел и народного просвещения («министерство затмения», как его называл даже H. М. Карамзин) под руководством А. Н. Голицына — «дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения», начало поход против просвещения, критической мысли и свободного исследования. В чем заключалось «истинное просвещение» не замедлили на деле показать М. Л. Магницкий, С. С. Уваров в союзе с такими мракобесами, как Д. П. Рунич, Корнеев и др., учинившие под видом правительственной ревизии подлинный погром в Казанском, Харьковском и Петербургском ун-тах. Так, М. Л. Магницкий для «обуздания гибельного материализма» запретил в Казанском ун-те анатомирование, приказал отпеть и похоронить по церковному обряду препараты анатомического музея. В составленной М. Л. Магницким инструкции мед. ф-ту говорилось: «Профессоры сего факультета должны отвратить то ослепление, которому многие из знатнейших медиков подверглись, от удивления превосходству органов и законов животного тела нашего, впадая в гибельный материализм от того, что наиболее премудрость творца открывает. Студенты должны быть предостережены на счет сего ужасного заблуждения. Им должно внушено быть, что святое писание нераздельно полагает искусство врачевания с благочестием». Сменивший А. Н. Голицына на посту министра духовных дел и народного просвещения А. С. Шишков вообще дошел до проповеди народного невежества как основного оплота самодержавия: «Истинное просвещение должно состоять в страхе божьем, которое есть начало премудрости. Обучить грамоте весь народ или несообразное число оного количества принесло бы более вреда чем пользы». Под двойной надзор (Министерства просвещения и духовных дел и Министерства полиции) была отдана печать, и оба министерства, наперебой соревновавшиеся в гонениях на русскую литературу, доходили при печально знаменитых цензорах Красовском и Бирукове до подлинного издевательства над здравым смыслом. Вся эта реакционная вакханалия проходила в обстановке мистического угара, царившего в придворных и великосветских кругах, где открыто проповедовали всякого рода изуверские секты под покровительством «Библейского общества», превращенного в центр агитации против безбожного Запада с его просвещением и «лжеучениями» свободы, равенства и демократии.

Однако реакции не удалось подавить антикрепостническую и антисамодержавную направленность русской литературы и общественной мысли, искоренить истинную науку и просвещение.

Прогрессивная русская общественная мысль первой четверти 19 в. достигла высшей ступени развития в творчестве декабристов. В их социально-политических и философских взглядах переплетались просветительские (отрицание самодержавия, крепостничества и феодальных привилегий, идеи естественного права и др.) и романтические (ориентация на аграрное и торговое развитие России, идеализация отдельных форм народного быта, «вольностей» древнего Новгорода и др.) идеи. Помимо основных политических целей, декабристы предусматривали и ряд преобразований в области охраны здоровья населения. Они предлагали в каждой волости устроить б-цу, воспитательный дом с отделением для рожениц и богадельню для престарелых и калек. Эти учреждения должны были обслуживать крестьян бесплатно, за общественный счет. В каждой волости предполагалось иметь одного разъездного врача. Восстание декабристов (1825), объединивших в своих рядах лучших и наиболее радикально настроенных представителей русской дворянской интеллигенции, было первым в истории России открытым революционным выступлением против самодержавия. С него начинается первый (дворянский) период (ок. 1825 —1861) в истории российского освободительного движения. Революционные традиции декабристов через А. И. Герцена и его соратников были переданы второму поколению русских революционеров — революционерам-разночинцам.

Известны имена трех врачей-декабристов — А. П. Богородицкого, Ф. Б. Вольфа и Н. Г. Смирнова. Однако уставом Союза благоденствия каждому его члену вменялись в обязанность изучение М., пропаганда сан.-гиг. знаний. В годы каторги, ссылки и поселения в Сибири, на Урале, в Казахстане декабристы развернули обширную практическую мед. деятельность. Ф. Б. Вольф явился организатором сельских мед. учреждений в Сибири — первых в России. Н. Г. Смирнов в Оренбурге поставил первый диагноз холеры в эпидемию 1830— 1833 гг., организовал холерное отделение при гарнизонном госпитале. Широкое признание местного населения снискали безотказным и бесплатным оказанием медпомощи М. К. Кюхельбекер и А. 3. Муравьев в Иркутской губернии, Н. С. Бобрищев-Пушкин в Тобольске, А. В. Ентальцев и М. И. Муравьев-Апостол — в Ялутоворске, Ф. П. Шаховской — в Туруханске и др.

В естественных науках большое значение приобрели антиметафизическая антинатурфилософская направленность, ориентация на опытное знание. Предпринимались первые попытки философских обобщений и осмысления явлений природы. Интерес передовых русских естествоиспытателей к теории познания во многом определялся борьбой с эмпиризмом.

В противовес эмпиризму создавались различные натурфилософские системы, гл. обр. на основе философских концепций Шеллинга (F. W. J. Schelling, 1775—1854). Шеллингианские тенденции в русском естествознании проявились, в частности, в творчестве Д. М. Велланского. Считая основным назначением естествознания «истинное познание натуры», Д. М. Велланский выступал против косности, рутины и грубого эмпиризма, в защиту высокого авторитета науки, развивал диалектические представления о единстве и взаимосвязи явлений природы, органического и неорганического мира. Вместе с тем, будучи убежденным сторонником идеалистической философии Шеллинга, он утверждал, что основным методом познания служит «внутреннее убеждение духа», что опыт и эксперимент отражают лишь внешнее в явлении, но не в состоянии выявить его сущность, поскольку природа — «проявление абсолютного универса», в ее основе лежит «невидимая и неощутительная сущность». Столь же умозрительно Д. М. Велланский подходил и к пониманию болезни, придавая большое значение явлениям магнетизма и теории полярности.

Наиболее передовые русские естествоиспытатели выступали с критикой и эмпиризма и умозрительных натурфилософских систем, отстаивая и развивая материалистические традиции русского естествознания и общественной мысли, заложенные М. В. Ломоносовым и А. Н. Радищевым. Эти тенденции составили основу творчества И. Е. Дядьковского — глубокого мыслителя-материалиста, самобытного врача, внесшего значительный вклад в формирование и развитие диалектических взглядов на природу. В основе философских взглядов И. Е. Дядьковского лежало признание реальности мира. Личный опыт и эксперимент он считал основой процесса познания, одновременно развивая принцип единства эмпирического и рационального в познании, отрицал существование «жизненной силы» как особого начала, определяющего качественное различие живой и неживой природы, указывая, что только под влиянием сил самой природы возникают разнообразные процессы, которые в общем можно разделить на процессы созидания и разрушения, что различие природных тел связано с различием количественных и качественных свойств самой материи.

Стихийно-диалектические воззрения И. Е. Дядьковского обогатили естественнонаучный материализм. Метод исследования И. Е. Дядьковского основывался на идее целостного подхода к явлениям природы. Исследуя организм человека, он отмечал, что взаимное и непрерывное действие сил человеческого тела — «внешних на внутренние и внутренних на внешние, составляет жизнь его. Без этого взаимного действия сил жизнь тела человеческого нельзя даже представить». Признавая ведущую роль нервной системы, он вместе с тем подчеркивал зависимость ее от состояния других систем и органов.

Большое значение И. Е. Дядьковский придавал изучению сущности болезни. В частности, им высказана правильная мысль о том, что болезнь есть особая форма жизни. Глубоко научно и диалектично выдвинутое И. Е. Дядьковским положение о необходимости двояко понимать каждое явление. «Существенного различия вещей относительно их пользы, вреда и бесполезности нет, — указывал PI. Е. Дядьковский,— и что одна и та же вещь, без сомнения, может быть для нас и полезною и вредною». Это положение он распространял на терапию, говоря, что не существует абсолютно целительного средства, что ядовитые вещества при умелом употреблении могут спасти жизнь человека. И. Е. Дядьковский выступал как убежденный сторонник эволюционных идей. За «кощунственное» естественнонаучное объяснение происхождения «нетленных мощей» он был отстранен от преподавания в ун-те (1836).

Прогрессивные философские и естественнонаучные взгляды И. Е. Дядьковского оказали значительное влияние на развитие русской культуры, естественнонаучной и общественной мысли, в частности на молодых В. Г. Белинского и А. И. Герцена. А. Г. Л ушников (1958) сообщал, что имя И. Е. Дядьковского было хорошо известно Н. В. Гоголю* М. Ю. Лермонтову, П. Я. Чаадаеву, Н. В. Станкевичу и другим выдающимся деятелям русской культуры и общественной мысли.. Прямыми продолжателями его физиол, и общепатол. воззрений были физиолог И. Т. Глебов — учитель И. М. Сеченова, и терапевт К. В. Лебедев (1799—1884), развивший ряд положений, выдвинутых И. Е. Дядьковским. Так, ссылаясь на учителя, К. В. Лебедев в «Начертаниях общей антропопатологии» (1832) писал: «Изучение патологии в нынешнее время должно быть чисто физическое, коего прочные и единственно важные основания находятся в чисто опытных познаниях вещества, из к-рого состоит вся вселенная». К. В. Лебедев близко подошел к открытию биогенетического закона (см.) и утверждал, что зародыш человека проходит различные формы органической природы в порядке возрастающей сложности. Учеником и последователем И. Е. Дядьковского был К. Ф. Рулье — биолог-эволюционист додарвинского периода.

Естественнонаучный материализм, базирующийся на правильном понимании проблемы единства организма и его связи с окружающей средой, характерен для передовых деятелей русской М. первой трети 19 в. Эти воззрения явились основой для Понимания первостепенного значения предупреждения болезней, идей профилактики. Важную роль для развития русской клин. М. сыграло становление анатомии как базы для клин, теории и практики и зарождение топографической анатомии как базы для клин, хирургии. Этим была подготовлена почва для успешной деятельности Н. И. Пирогова.

В первой четверти 19 в. начала развиваться русская медицинская периодическая печать (см.). Так, если в конце 18 в. существовало лишь несколько мед. периодических изданий, выходивших ничтожными тиражами, то в первой четверти 19 в. не только увеличивается их число, но и растет их научный уровень. С 1808 г. выходил «Медико-физический журнал». В 1811 — 1816 гг. Петербургская медико-хирургическая академия издавала «Всеобщий журнал врачебной науки». В 1828—1832 гг. профессор химии и фармакологии Московского ун-та А. А. Иовский (1796—1857) издавал «Вестник естественных наук и медицины». Несмотря на кратковременность существования, журнал А. А. Иовского много сделал для борьбы с шеллингеанством и пропаганды «опытной науки». В этом журнале, в частности, была опубликована первая студенческая работа Н. И. Пирогова. Важную роль для развития отечественной М. сыграл «Военно-медицинский журнал», начавший выходить с 1823 г. Возникали научные медицинские общества: Об-во соревнования врачебных и физических наук при Московском ун-те (1804; с 1845 г.— Физико-медицинское об-во при Московском ун-те), Виленское медицинское об-во, об-ва практических (немецких) врачей в Москве (1819), Петербурге (1819) и Риге (1823), Варшавское медицинское об-во (1821), С.-Петербургское фармацевтическое об-во. Однако этого было уже явно недостаточно, и отсутствие широкого общения и обмена накопленными научными сведениями, идейная и научная разрозненность приводили к тому, что даже выдающиеся врачи этого периода имели еще узкий круг идейных соратников. «Личный талант,— писал С. А. Смирнов,— воздвигался и преходил лично, оставляя себе в потомстве одни воспоминания, походившие потом… на счастливые грезы».

Характерной чертой отечественной науки в 19 в. было формирование научных школ. В области М. первой четверти 19 в. основными центрами формирования научных школ были Петербургская медико-хирургическая академия и мед. ф-т Московского ун-та. Причем каждому из этих центров была свойственна специфика научных интересов, соответствующая задачам, стоящим перед этими учреждениями. Так, в Медико-хирургической академии получили преимущественное развитие хирургия, анатомия, топографическая анатомия и отчасти физиология — прикладные знания, необходимые врачам для деятельности в военно-полевых условиях. Профессора Московского ун-та разрабатывали преимущественно проблемы общей патологии, терапии, физиологии. Крупными центрами развития мед. науки были также мед. ф-ты Дерптского (Юрьевского), Виленского, а позднее — Казанского и Киевского ун-тов.

В Медико-хирургической академии возникла первая русская анатомическая школа П. А. Загорского. В 1802 г. он выпустил в свет первый в России оригинальный учебник анатомии, выдержавший 5 изданий. П. А. Загорский разрабатывал вопросы анатомии на физиологической основе — в связи с функцией органов. Ряд его работ посвящен изучению морфологии врожденных уродств и механизму их возникновения, вопросам сравнительной анатомии. Эти исследования привели его к мысли о том, что природа человека не является раз и навсегда данной творцом, а изменяется под влиянием законов природы; он считал, что анатомия — часть естественных наук, и при ее изучении следует исходить из надежных и проверенных опытом фактов. П. А. Загорский занимался разработкой русской анатомической номенклатуры, по его инициативе в Медико-хирургической академии был построен анатомический театр и создан анатомический музей. Многие ученики П. А. Загорского были видными учеными и педагогами. И. Д. Книгин (1773—1830) с 1811 г. преподавал анатомию в Харьковском ун-те, П. С. Корейша (1796 — 1830) с 1820 г. — в Казанском ун-те. В 1824 г. П. С. Корейша был избран экстраординарным профессором. Он трагически погиб при борьбе с холерной эпидемией 1830 г.

На мед. ф-те Московского ун-та анатомию, физиологию и судебную медицину с мед. полицией, а также «науку о ядах» преподавал Е. О. Мухин — профессор ун-та и Московской медико-хирургической академии. Им опубликованы курс анатомии в 7 частях (1813 — 1815), содержащий элементы топографической анатомии, и многочисленные работы по хирургии. Он значительно усовершенствовал русскую анатомическую номенклатуру, написал ряд работ по борьбе с холерой, оспой и другими заразными болезнями. Физиол. работы Е. О. Мухина, начиная с его диссертации «О стимулах, воздействующих на человеческое тело» (1800), были направлены на систематизацию накопленных знаний. Он указывал, что без изучения влияний внешнего мира на организм, без «кентрологии», как он называл эту науку, М. не может плодотворно развиваться. Все, что влияет на живое существо, он называл стимулом и утверждал, что любой орган имеет свои стимулы. Он различал стимулы нервной системы: центральные, рождающиеся в мозге (воображение, воля и др.), и возникающие вне «общего чувствилища»,— в нервах или узлах, а также стимулы центробежные и центростремительные.

Е. О. Мухин, И. Е. Дядьковский, а позднее И. Т. Глебов, К. В. Лебедев и др. на основании экспериментов, а гл. обр. клин, наблюдений утверждали, что отправления организма как в нормальном состоянии, так и при заболеваниях, определяются деятельностью нервов и мозга. В соответствии с уровнем развития науки, в частности физиологии, они не могли еще говорить о дифференцированном влиянии различных уровней нервной системы на функции организма, однако эти общие представления нервизма (см.) опирались на достижения естествознания и прогрессивные материалистические воззрения.

В области патол, анатомии в Московской медико-хирургической академии работал И. А. Костомаров (1791 —1837). В выпущенном им в 1826 г. «Трактате об отношениях патологической анатомии к другим наукам…» особую ценность представляло утверждение и обоснование единства организма в противовес органолокалистическим воззрениям: «…Познание органических болезней каждой части порознь еще не может составить науку. Не обращая внимания на другие части, с которыми болезненные орудия находятся в связи, едва ли можно постигнуть настоящее свойство болезни и причины ее влияния на организм».

Научные взгляды передовых врачей ярко сформулированы крупнейшим клиницистом, создателем московской терапевтической школы и основоположником военной гигиены М. Я. Мудровым, который св. 20 лет возглавлял кафедру в Московском ун-те. Его клин, учение нашло выражение в «.Слове о способе учить и учиться медицине практической или деятельному врачебному искусству при постелях больных». Развивая взгляды своего учителя С. Г. Зыбелина и руководствуясь принципами единства организма и среды и, в известной мере, целостности организма («единство тела и духа»), М. Я. Му дров выдвинул положения об индивидуальном подходе к больному и о значении профилактики заболевания, «ибо легче предохранять от болезней, нежели их лечить; и в сем состоит первая обязанность». Индивидуально должны назначаться и лекарственные средства, и режим, в частности диетический: «нельзя здравие полагать в одних только аптекарских склянках». Принцип М. Я. Мудрова «лечение не болезни, а самого больного» в тот период развития М., когда причины и сущность болезней были неизвестны, классификация болезней была произвольной, т. е. научно обоснованной нозологии не существовало, был вполне оправдан. М. Я. Мудров подчеркивал значение истории болезни как документальной основы клин. М., требовал тщательного ее ведения: «История болезни должна иметь достоинство точного повествования». Он уделял большое внимание расспросу больного: «Чтобы узнать болезнь, надобно подробно врачу допросить больного». Клин, учением М. Я. Мудрова были заложены основы традиций, характерных для всех московских терапевтических школ 19 в. вплоть до Г. А. Захарьина и А. А. Остроумова.

Достижения клиники внутренних болезней были связаны с успехами патологической анатомии (см.) и разработкой новых физических методов исследования больного. В начале 19 в. во Франции Ж. Корвизар и Р. Лаэннек коренным образом преобразовали врачебную диагностику применением перкуссии и аускультации. В числе первых стран, где эти методы нашли горячих сторонников, которые старались их пропагандировать и совершенствовать, были Австрия, Германия и Россия. Отечественные врачи живо интересовались новыми физическими методами исследования и посвящали им специальные труды. Так, известно, что петербургский проф. хирургии Я. О. Саполович еще в 90-х гг. 18 в. применял перкуссию но Ауэнбруггеру при обследовании больных перед операцией на грудной клетке. В Виленском ун-те — одном из первых в стране научных центров — перкуссию и аускультацию применяли профессора В. В. Герберский, обучавшийся исследованию органов грудной полости в Париже у Р. Лаэннека, и Ф. Римкевич — автор работы «О применении стетоскопа» (1824) — первого отечественного труда на данную тему. В Петербурге проф. Медико-хирургической академии П. А. Чаруковский один из первых стал применять перкуссию и аускультацию, описал эти методы в труде «Общая патологическая семиотика» (1825), а в 1828 г. опубликовал специальную работу «О стетоскопе и признаках помощью ею открываемых». Записи лекций М. Я. Мудрова, сделанные в 1829 г., свидетельствуют, что в последние годы своей деятельности он также рекомендовал слушателям при обследовании больного применять выстукивание груди по способу Ауэнбруггера и выслушивание при помощи стетоскопа. Наибольшие заслуги по внедрению и развитию физических методов обследования больного в России, бесспорно, принадлежат Г. И. Сокольскому. Он первый после Лаэннека написал крупный труд, посвященный физическим методам диагностики, — «О врачебном исследовании помощью слуха, особенно при посредстве стетоскопа» (1835), опубликованный за 4 года до выхода знаменитого труда Й. Шкоды. В нем содержались не только сведения по истории открытия методов и их описание, но и сравнительная оценка диагностических возможностей каждого из них, ценное усовершенствование методики перкуссии: «Один или два пальца левой руки врача, наложенные для этой цели на грудь, могут служить не хуже, даже, по моему мнению, гораздо лучше плессиметра» [предложен учеником Ж. Корвизара Пьорри (P. A. Piorry) — основоположником так наз. посредственной топографической перкуссии органов].

Одновременно с формированием клин, школы М. Я. Мудрова в стенах Московского ун-та в другом ведущем научном мед. центре страны — петербургской Meдико-хирургической академии возникла первая отечественная хирургическая школа, основоположником к-рой был И. Ф. Буш — автор первого русского трехтомного труда «Руководство к преподаванию хирургии» (с 1807 по 1831 г. выдержало 5 изданий), инициатор дальнейшей дифференциации хирургии как предмета преподавания. По его предложению в Медико-хирургической академии было выделено преподавание теоретической хирургии, или хирургической патологии, и оперативной хирургии.

И. Ф. Буш воспитал целый ряд крупных русских хирургов, среди его учеников профессора X. X. Саломон (1796 — 1851),П. Н. Савенко (1795 — 1843). В. В. Пеликан (1790 — 1873) и Г. Я. Высоцкий. X. X. Саломон впервые с благоприятным результатом произвел перевязку общей подвздошной артерии близ места отхождения ее от аорты. Им составлено первое русское руководство к оперативной хирургии (1840), удостоенное Демидовской премии, написана монография о холере, к-рую он изучал в Астрахани — одном из наиболее опасных очагов эпидемии 1830 г., совместно с П. Н. Савенко выпущены анатомо-патологические и хирургические таблицы грыж (1835).

Наиболее выдающимся учеником И. Ф. Буша (и анатома П. А. Загорского) был И. В. Буяльский — один из родоначальников хирургической анатомии в России, автор первого русского атласа по оперативной хирургии «Анатомико-хирургические таблицы» (1828), приобретенных или переизданных едва ли не всеми европейскими ун-тами и получивших лестные отзывы К. Гуфеланда, Б. Лангенбека и других светил европейской М. Часть этого труда, посвященная операциям на мочевом пузыре при почечнокаменной болезни, вышедшая в 1852 г., была первым капитальным вкладом в отечественную урологию.

И. В. Буяльский был хирургом-новатором, первым в России выполнившим операцию по поводу сосудистой аневризмы, осуществившим резекцию верхней челюсти, пластические операции при атрезии прямой кишки, влагалищном свище и ряд других. Как управляющий Петербургским инструментальным хирургическим заводом (ныне завод «Красногвардеец») много сделал для разработки отечественного мед. инструментария и предложил оригинальные инструменты (акушерская лопаточка Буяльского и др.). И. В. Буяльский, по словам В. А. Оппеля (1923), был «авторитетом европейской величины» и по справедливости может считаться крупнейшей фигурой в отечественной хирургии до Н. И. Пирогова. О выдающемся мастерстве врача-днагноста и виртуозной оперативной технике И. В. Буяльского свидетельствуют многочисленные отзывы современников. И. В. Буяльский был также в числе первых отечественных хирургов, применивших и настойчиво пропагандировавших обезболивание при помощи эфира и хлороформа.

Своеобразна судьба мед. ф-та Виленского ун-та. Основанный в зап. области Российской империи, он пользовался вначале широкой автономией и щедро снабжался средствами. Для улучшения преподавания на мед. ф-те и составления новых учебных планов был приглашен И. Франк. Было организовано семь кафедр: анатомии, патологии, хирургии, акушерства, ветеринарии, фармакологии и клиники внутренних болезней. Последнюю возглавил сам И. Франк; с переходом в Петербург (1805) он передал ее сыну Юзефу Франку. К). Франк двадцать лет читал лекции по терапии, создал многотомный эициклопедиче-ский труд по медицине, организовал богатый патологоанатомический музей. В его клинике писались исчерпывающие истории болезни. По инициативе Ю. Франка и Е. Снядецкого (1768—1838) — другого выдающегося ученого Виленского ун-та — было создано Виленское медицинское об-во, к-рое наряду с ун-том сыграло важную роль в распространении передовых медицинских, а затем и политических, освободительных идей. Другом Ю. Франка был М. Я. Мудров, являвшийся действительным членом Виленского медицинского об-ва. Находясь в Вильне, он регулярно посещал заседания этого об-ва и делал там сообщения. Усилившаяся национально-освободительная борьба, вылившаяся в польско-литовское восстание 1830— 1831 гг., привела к закрытию ун-та (1832) и преобразованию его в том же году в Виленскую медико-хирургическую академию. В 1842 г. среди преподавателей и студентов была раскрыта группа членов тайного национально-освободительного об-ва, и академия была закрыта, а многие профессора и студенты были переведены на только что открытый мед. ф-т Киевского ун-та. За период с 1808 по 1842 г. мед. ф-т Виленского ун-та и Виленская медико-хирургическая академия выпустили ок. 1500 врачей. Среди профессоров и воспитанников Виленского ун-та и Виленской медико-хирургической академии были крупные ученые: биолог, гистолог и зоолог Л. Г. Боянус (1776—1827), биолог-эволюционист Э. И. Эйхвальд (1795-1876) и др.

Тяжелые условия жизни населения, частые неурожаи и голод, антисанитария и низкий уровень медпомощи, а чаще полное ее отсутствие имели естественным результатом исключительно высокую заболеваемость и смертность, особенно детскую. По данным Ф. Германа (1819), изучавшего метрические книги Синода и сведения Министерства полиции о родившихся и умерших, «…из тысячи новорожденных мальчиков достигают шестилетнего возраста около 555, менее половины достигают десятого года». По данным Г. Аттенгофера (1820), более 2/3 детей умирали до пятого года жизни. Г. Аттенгофер считал такую высокую смертность явлением естественным и неизбежным. «По закону природы должны умирать», — писал он и приводил таблицу «обязательной» смертности по годам жизни.

В стране не прекращались эпидемии. Только в течение 1804 —1814 гг. было пять вспышек чумы. Широкое распространение имели паразитарные тифы, а также натуральная оспа, для борьбы с к-рой передовые русские врачи и общественные деятели стремились наладить в стране оспопрививание (см.), в организации к-рого деятельное участие принимало Вольное экономическое об-во и некоторые видные деятели русской медицины. Вольное экономическое об-во рассылало наставление, ланцеты, прививочный материал. Благодаря инициативе и энергии Е. О. Мухина вакцинация против оспы по Дженнеру в 1801 г. была введена в Москве. Одновременно организацией вакцинации в Прибалтике и Белоруссии занимались О. Гун, профессор Виленского ун-та А. Бекю (1769 —1824), инспектор Минской врачебной управы И. А. Бернард и др. По инициативе Виленского медицинского об-ва в Вильно за счет средств от добровольных пожертвований в 1808 г. был основан Ин-т вакцинации; в его задачи входила организация правильной вакцинации на основе инструкций, полученных в результате непосредственной переписки с Э. Дженне ром, а также обеспечение прививочным материалом. Другим интересным начинанием виленских врачей, направленным на борьбу с детской смертностью, было создание Ин-та материнства (1809). Ин-т материнства был благотворительной организацией, призванной оказывать медицинскую и материальную помощь неимущим женщинам — женам ремесленников и рабочих, а также одиноким женщинам и вдовам. Разумеется, все эти меры не могли восполнить отсутствия государственной деятельности в области охраны здоровья населения. Однако они свидетельствуют о гуманизме и общественной направленности отечественной М. Передовые отечественные врачи всегда остро переживали страдания народа и не жалели ни времени, ни сил, ни средств, ни самой жизни для того, чтобы облегчить эти страдания.

Облегчению участи «униженных и оскорбленных» посвятил свою жизнь русский врач и общественный деяпереносить ее ко многим другим людям, то передавая ее непосредственно сим последним, то рассеивая ее в комнатном воздухе, которым они дышат, то сообщая ее вещам, находящимся у них в употреблении». Этому высказыванию, сделанному по поводу холеры, автор придает общее значение: «… и есть ли хоть одна зараза, которая бы сим способом не могла быть распространяема?» В первых инструкциях по борьбе с эпидемией, составленных для врачей Медицинским советом, главное место занимали предложения, разработанные И. Е. Дядьковским. В самоотверженной борьбе русских врачей с эпидемией не обошлось без жертв: самой ощутимой потерей для русской М. того времени была героическая смерть М. Я. Мудрова во время борьбы с холерой в Петербурге (1831).

Сан.-эпид, состояние страны определяло в значительной мере и научную тематику русских ученых. Значительное развитие эпидемических заболеваний, в частности чумы (1804—1805 гг.), оспы, наконец, проникшей в 1823 г. из Средней Азии холеры, эпидемии к-рой периодически повторялись, не могли не сказаться на высоком уровне заболеваемости, общей и детской смертности. Вопросы заболеваемости, демографии все более привлекают к себе внимание врачей, статистиков. В этот период появляется целый ряд медико-топографических и статистических описаний санитарного состояния отдельных городов и областей Российской империи. Наряду с богатым фактическим материалом эти исследования интересны тем, что в них, как правило, устанавливается влияние на заболеваемость и смертность населения не только метеорологических, климатических условий, но также рода занятий, жилищно-бытовых условий населения.

В начале 19 в. медико-топографические описания начинают приобретать характер монографических исследований сан. состояния населения. Одним из самых значительных трудов такого рода следует считать капитальный труд рижского врача О. Гуна «Топографическое описание города Риги с присовокуплением врачебных наблюдений» (1804). Он широко использовал статистику и некоторые демографические показатели, дал всестороннее описание образа жизни различных групп населения, распределив всех граждан по национальной принадлежности, по полу и возрасту. При анализе причин высокой заболеваемости и смертности среди «простого народа» О. Гун четко указывал на роль социальных факторов, отметив, что «одни достаточные купцы живут хорошо», «а неимущие люди живут обычно в сырых погребах».

Наступивший в начале 30-х гг. подъем общественного движения обострил интерес русской интеллигенции к социальным проблемам, что, в свою очередь, сказалось и на характере медико-топографических описаний. Об этом, в частности, свидетельствует речь профессора Казанского ун-та К. Ф. Фукса «О болезнях горных и заводских работников на Уральских заводах» (1824). Глубоким соц.-гиг. анализом демографических процессов и других показателей здоровья населения отличается исследование экономиста-статистика В. П. Андросова «Статистическая записка о Москве» (М., 1832). Установив, что большая часть детей умирает у ремесленников, мещан и дворовых людей, В. П. Андросов объяснял причину этого бедностью, жизнью в сырых, холодных и тесных помещениях, а также недостатком присмотра. Высокий показатель смертности у ремесленников, в частности среди женщин, он связывал с нищетой, пьянством, венерическими заболеваниями.

Тенденция изучить заболеваемость не только в зависимости от климатических условий, возраста и пола, но и от социального положения, ярко проявилась в диссертации старшего врача Ревдинского и Шайтанского заводов на Урале Т. Успенского «Медико-топографическое описание Екатеринбургского горного округа и его города» (1833), в к-рой он показал отрицательное влияние на здоровье рабочих не только профессиональных вредностей, но и тяжелых условий труда и быта, плохого питания и других социальных факторов. Напр., характеризуя работы в рудниках и на золотых приисках, Т. Успенский указывал, что рабочие, в т. ч. юноши и девушки, за отдаленностью жилища проводят дни и ночи в холодных, сырых, полных всяких испарений подземных шахтах, ночуют вповалку в тесноте и грязи. Питаются они скудно, пользуясь затхлым хлебом, соленым и копченым мясом, а чаще рыбой. Из-за этого они часто и тяжело болеют цингой, гастритом и многочисленными горячками. Спорадические заболевания рано или поздно приобретают эпидемический характер. Как на следствие плохих условий труда он указывал на чрезвычайную частоту несчастных случаев среди рабочих, страдавших от ожогов, ушибов, ран и переломов костей.

Усиление внимания к социальным проблемам и возросшие требования к методической стороне исследований получили отражение на страницах мед. периодической печати и, прежде всего, в медицинской газете «Друг здравия», редактором к-рой был врач и видный общественный деятель К. И. Грум. В редакционной статье «Народное здоровье» первого номера газеты за 1836 г. выдвигалось положение о социальном значении медицины и общественном призвании врача и высказывалось мнение, что каждый врач обязан изучать все факторы, от которых зависит здоровье населения, и содействовать его сохранению. Указывалось на необходимость тщательно собирать медико-топографические сведения, относящиеся не только к физической, но и социальной среде.

Проблемы здоровья населения постоянно находились в сфере внимания Вольно-экономического общества, к-рое в 1833 г. объявило конкурс на лучшее сочинение о причинах высокой смертности грудных детей и мерах борьбы с ней. Из 84 работ, представленных на конкурс, было удостоено первой премии сочинение доктора И. Р. Лихтенштедта «О причинах большой смертности детей на первом году их жизни и мерах к ее отвращению» (1840). Несмотря на классовую ограниченность, И. Р. Лихтендштедт правильно усматривал причины очень высокой детской смертности среди «низшего класса народа» в недостатке ухода за детьми и в тяжелой работе матерей во время беременности.

Более углубленному изучению зависимости основных показателей здоровья населения от социально-экономических факторов способствовали успехи общей и санитарной статистики, к-рая во второй четверти 19 в. переходит от описательного направления школы государствоведения к анализу причин и социальной обусловленности явлений. Под влиянием нарастающего общественного движения русская статистика постепенно приобретает социальную и обличительную направленность. О существенных сдвигах в разработке методологии статистических исследований свидетельствуют труды С. Ф. Гаевского (1778—1862) «Медико-топографические сведения о С.-Петербурге» (1834); «Статистические сведения о С.-Петербурге» (1836) и др., в которых дан глубокий анализ влияния образа жизни и условий труда на здоровье жителей Петербурга. Некоторые пути дальнейшего совершенствования санитарно-статистических исследований с целью познания «влияния климата и местности на общественное здоровье» указаны в работах 40-х годов профессора судебной медицины Ришельевского лицея в Одессе А. А. Рафаловича (1816—1851), врача П. И. Собольщикова и др.

Для разработки методологии статистических исследований большое значение имела речь профессора математики Московского ун-та, доктора философии H. Е. Зернова «Теория вероятностей, с приложением преимущественно к смертности и страхованию» (1843), в к-рой, в частности, указывалось на тот факт, что число детей, умирающих в России в возрасте до 5 лет, составляет более половины от общего числа умерших, из чего он сделал вывод о неблагополучии «по отношению к младенческому возрасту».

Одним из самых значительных произведений мировой статистической литературы рассматриваемого периода был труд «Об источниках и употреблении статистических сведений» (1846) выдающегося украинского экономиста Д. П. Журавского (1810—1856). Разработанная им теория сбора, обработки и анализа статистических материалов основывалась не только на количественных, но и на качественных характеристиках общественных явлений в их причинной обусловленности с учетом отдельных социальных групп и классов.

Интерес к социальным проблемам медицины нашел свое отражение в преподавании.

Профессор Н. Я. Дьяков (1780— 1806), читавший в Петербургской медико-хирургической академии медицинскую полицию в общем курсе судебной медицины (1802 —1806), в «донесении» от 18 сентября 1804 г. писал: «врачебная полицейская наука предлагает правила и учения, по которым врачи могут давать советы правительству, как надлежит пещись о всеобщем здравии и благосостоянии народов в пользу государства… есть советодательница правительству государств, служащая к поддержанию государственного блаженства и всенародного здравия, к предохранению от пагубных болезней, снабжающих государство от жителей… Каждое государство старается о размножении своего народа, ибо то только государство может по справедливости почесться самым счастливым, сильнейшим и богатейшим, которое может похвалиться большим числом цветущих здоровьем граждан. Таким образом, славными мирными постановлениями щадится человечество, сберегаются люди и сохраняется размножившееся число их».

Этот акцент на мероприятиях государства, способствующих «размножению своего народа» — попечению о беременных, роженицах, родильницах, «законных и незаконных новорожденных младенцах» сближает понимание сущности медицинской полиции тогдашнего времени с пониманием основных проблем социальной гигиены в истолковании их крупнейшими представителями немецкой и французской науки конца 19 — начала 20 в. Но в то время как в начале 19 в. эти проблемы относились к области исключительно лишь государственной медицины, в 20 веке они составили предмет внимания и практических мероприятий не только со стороны государства, как такового, но в еще большей мере и общественных кругов, органов самоуправления и отдельных социальных групп, вошли как предмет изучения в социальную гигиену.

Значительный вклад в развитие медицинской полиции внес Е. О. Мухин. Особенно большое внимание он уделял вопросам борьбы с высокой детской смертностью, указывая на необходимость строгого соблюдения мер по охране «зачатых младенцев» и заботы о здоровье новорожденных. Решение этой проблемы он тесно увязывал с мерами борьбы против заразных болезней. Одной из задач медицинской полиции Е. О. Мухин считал борьбу со знахарством и шарлатанством прежде всего путем создания кадров врачей, распространением сети аптек, учреждением больниц, пунктов скорой помощи. Он указывал, что плохие бытовые условия, в каких находилось большинство населения России, оказывают большое влияние на распространение эпидемических заболеваний. Е. О. Мухин считал, что люди не должны жить в низких, тесных, сырых, нечистых и темных жилищах, «совокупно с животными», и рекомендовал строить дома в сухих, солнечных и хорошо проветриваемых местах вблизи сосновых рощ, зеленеющих лугов, вдали от болот и стоячих озер, от кладбищ, боен, саловаренных, мыловаренных и кожевенных заводов и т. п. Он был одним из наиболее страстных пропагандистов предохранительных прививок и верил в то, что профилактическим мероприятиям принадлежит большое будущее.

Наиболее полный систематический курс медицинской полиции, охватывающий русское санитарное законодательство, вопросы личной и общественной гигиены, составил содержание книги К. Гелинга «Опыт гражданской медицинской полиции, примененной к законам Российской империи» (Вильна, 1842).

Круг вопросов, охватываемых медицинской полицией к середине 19 в., настолько расширился, что ей стало тесно в рамках кафедры судебной медицины, к к-рой присоединилась и гигиена. Занимавший в Петербургской медико-хирургической академии с 1837 по 1846 г. кафедру судебной медицины, гигиены и медицинской полиции П.П. Пелехин (1794— 1871) в 1843 г. просил отделить в особую кафедру общую государственную медицину, в к-рую должны войти: а) медицинская полиция, состоящая из двух частей — всенародной гигиены и всенародной медицины, б) врачебные законоположения и судебная медицина. Для целей преподавания на самостоятельной кафедре «общей государственной медицины» П. П. Пелехин составил и представил в конференцию Петербургской медико-хирургической академии 3 марта 1845 г. «Программу медицинской полиции», в к-рой четко проявилось стремление к широкому охвату области взаимоотношений между социальными условиями жизни различных групп населения и их общественным здоровьем. По своему содержанию программа выходит за рамки одной лишь государственной медицины, медицинской полиции и во многом приближается к содержанию «социальной медицины», особенно в том ее понимании, к к-рому пришли в конце 19 в. немецкие ученые. Фактически она выражала программу социальной деятельности в области охраны здоровья и обеспечения общественного благосостояния, направленной прежде всего на укрепление мощи государства.

Развитие и применение концепции медицинской полиции явилось первой попыткой систематического анализа проблем здоровья общества. В процессе этого развития было накоплено много знаний, которые стимулировали дальнейшее изучение социальных аспектов здоровья и болезни.

* * *

После подавления восстания декабристов реакция усилилась. Учинение политического сыска, учреждение «Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии» (1826) и негласной полиции с широчайшими полномочиями, создание корпуса жандармов (1826) и разделение всей России на особые жандармские округа, жестокие преследования участников антикрепостнического движения и революционных кружков, гонения на печать, просвещение и литературу,— это лишь краткий перечень мер, принятых Николаем I для сохранения феодально-крепостнических порядков, старых форм и методов хозяйства, «искоренения идущей с Запада революционной заразы». Идеологическое наступление на просвещение и передовую общественную мысль нашло выражение в сформулированной министром народного просвещения С. С. Уваровым «официальной теории народности», призванной обосновать незыблемость самодержавия и крепостничества. «Православие, самодержавие и народность» — под этим лозунгом реакция шла в наступление. По словам русского историка Т. Н. Грановского, «бессмысленность уваровского славянофильствования была очевидна многим, ибо кто мог не понимать, что православие — уже давно не народность, а самодержавие — тем более». Новый Университетский устав (1835) лишил ун-ты автономии, подчинив их назначенным министром просвещения чиновникам (попечителям). Был введен строгий надзор за преподаванием, «учащими и учащимися», ликвидированы кафедры философии, естественного права, политической экономии и статистики. Естественно, что все это коснулось и мед. ф-тов ун-тов. Показательна инструкция Министерства просвещения, действовавшая в 30-х гг. 19 в. на мед. ф-тах ун-тов. Инструкцией, в частности, предписывалось: «…обращать особое внимание на нравственное направление преподавания, строго наблюдать, чтобы в уроках профессоров и учителей не укрывалось ничего колеблющего или ослабляющего учение православной веры; чтобы в книгохранилищах для употребления учеников не было книг, противных вере, правительству и нравственности, и чтобы подобные сочинения не обращались в их руках. Руководством должны служить лишь книги, утвержденные учебным начальством. Инспектора должны устанавливать, внушается ли юношеству при всяком удобном случае преданность к престолу и повиновение к власти». Ун-ты, как явствует из инструкции,— это заведения, требующие непрерывного и самого бдительного надзора. Важно не число студентов, а дисциплина, повиновение. В мае 1834 г. совет Московского ун-та переслал в отделение врачебных наук (так тогда назывался мед. ф-т) письмо министра народного просвещения, в к-ром предлагалось профессорам излагать философию и смежные науки «совершенно сообразно с духом евангелическим». Письмо министра было объявлено профессорам под расписку. Легко понять, почему вскоре был отстранен от преподавания И. Е. Дядьковский.

Давление на ун-ты, контроль за высшим образованием постоянно усиливались, правительство вновь и вновь возвращалось к этим вопросам. Чем большую угрозу представляло собой растущее революционное движение, тем больше усиливались реакционные тенденции. В 1848 г. революции в Западной Европе так напугали царя, что он мобилизовал армию, несмотря на то, что Россия не стояла ни перед какой военной угрозой, запретил отпуска и отставки (от генералов до нижних чинов), пригласил на службу отставных и вольнопрактикующих врачей. Ввиду «крайней надобности в медиках по военному ведомству государь император высочайше повелеть соизволил» всех выпускников мед. ф-тов «скорей назначить в службу в военное ведомство»; в Морское министерство «уделить некоторое число лекарей в самых необходимых случаях, а в гражданские вовсе не назначать». Реакция копила силы для подавления революции, армия приводилась в боевой порядок.

В это время ун-ты получали один за другим циркуляры, отражавшие новую волну реакции. Одним из них являлась инструкция деканам, по к-рой они должны были следить за расписанием, обращать внимание «на неуклонное следование программам по каждой кафедре, заслужившим утверждения г. министра народного просвещения, сообразно с видами правительства», наблюдать, «чтобы слушатели имели полное внимание к преподавателям и чтобы никто из них не присваивал себе права одобрять или не одобрять преподавателей», заблаговременно составлять списки книг, употребляемых для руководства, и т. д. Проект инструкции деканам был составлен ректором Московского ун-та в ноябре 1848 г.

На заседании мед. ф-та Московского ун-та было решено, что путей к исполнению данной инструкции нет, поэтому, если будут какие-либо упущения в преподавании, не доносить об этом ректору и совету ун-та, а обсуждать на ф-те для принятия необходимых мер. Несмотря на сопротивление профессоров мед. ф-та, инструкция деканам была утверждена.

Постоянно усиливалось гонение на литературу и печать. В 1826 — 1828 гг. был создан новый цензурный комитет. Николай I стал личным цензором А. С. Пушкина. За публикацию материалов, в которых содержались суждения, сколько-нибудь отличные от офиц. реакционных взглядов, закрывались журналы. В расцвете сил и творческого гения трагически погибли А. С. Грибоедов, А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, по высочайшему повелению объявлен сумасшедшим П. Я. Чаадаев, томились в солдатчине А. И. Полежаев и Т. Г. Шевченко, были отправлены в ссылку И. С. Тургенев и М. Е. Салтыков-Щедрин. Жестокая расправа постигла революционные кружки Сунгурова, А. И. Герцена, Н. В. Станкевича, петрашевцев, в добровольное изгнание для продолжения революционной борьбы отправились А. И. Герцен, М. А. Бакунин, Н. П. Огарев и др. Лишь преждевременная смерть спасла В. Г. Белинского от ссылки или заточения. Таков далеко не полный перечень жертв николаевской реакции. Одновременно пышным цветом расцвела реакционно-охранительная «литература»: нравоописательные романы Ф. В. Булгарина, вульгарно-романтическая проза и драматургия Н. В. Кукольника, авантюрный роман Н. И. Греча, консервативный исторический роман М. Н. Загоскина, эпигонская поэзия В. Г. Бенедиктова. «Рептильная» пресса (вроде «Северной пчелы» — «гречей-разбойников» Ф. В. Булгарина и Н. И. Греча) занималась травлей передовых деятелей русской культуры и открытым доносительством, зачисляя в ранг «бешеных либералов» и «отчаянных коммунистов» сначала А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова и В. Г. Белинского, а затем Н. А. Некрасова и даже Н. И. Краевского и Н. А. Полевого. Казалось, система всеобщего молчания и страха и всеобщей официальной лжи торжествует. С. С. Уваров, уходя в отставку с поста министра народного просвещения, цинично говорил историку М. П. Погодину, что, хотя он и не считал возможным закрыть ун-ты (неудобно перед Европой), он спокоен, ибо ему удалось задержать развитие России на 50, а может быть и на 100 лет. Но Уваров ошибался. Реакции не удалось остановить прогресс. В эти страшные годы передовая русская литература стала основной формой общественного сознания, средоточием Сил протеста. В 30-х гг. 19 в. продолжала громко звучать свободолюбивая лира А. С. Пушкина, политические и эстетические идеалы к-рого опирались на осознание единства всемирной истории и всемирной культуры, признание духовной свободы человека и веру в безграничность духовного потенциала свободной личности, открытие в народном сознании нравственных ценностей, способных стать основой для будущей социальной гармонии. Творчество Пушкина является не только высочайшим достижением русской культуры, но и мощным оружием борьбы с любой формой деспотизма и порабощения человека, за свободу личности, гуманизм и прогресс.

Сатира Н. В. Гоголя обличала полную «бездуховность» дворянско-крепостнической и чиновничьей России, уродства и противоестественность господствующих в России общественных форм. Антикрепостническая и антисамодержавная направленность, защита прав и достоинства личности звучали в ранних произведениях И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова, Ф. М. Достоевского, М. Е. Салтыкова-Щедрина и др. В 40—60-е гг. интенсивно развивалась русская материалистическая философская мысль, ставшая теоретической основой революционно-демократического и утопически-социалистического движения в России. Она возникла в кружках Н. В. Станкевича — М. А. Бакунина — В. Г. Белинского, А. И. Герцена — Н. П. Огарева, М. В. Петрашевского и др. и достигла наивысшего развития в творчестве Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева и их соратников. В становлении и упрочении материалистических традиций передовых течений русской общественной и естественнонаучной мысли решающую роль сыграли эстетика В. Г. Белинского, философские работы А. И. Герцена («Письма об изучении природы», 1844—1845) и Н. Г. Чернышевского. Передовая русская литература и материалистическая философская мысль стали тем родником, из к-рого брали начало крупные достижения отечественного естествознания и М.

Во второй четверти 19 в. работали основатель Петербургской математической школы П. Л. Чебышев, создатель неэвклидовой геометрии Н. И. Лобачевский, один из основоположников отечественной астрономии В. Я. Струве; В. В. Петров, открывший электрическую дугу, А. А. Воскресенский и H. Н. Зинин, положившие начало органической химии в России. В 40—50-х гг., в условиях усиления политической реакции, когда идея развития природы рассматривалась как подрывающая основы не только религии, но и государства, учение об эволюционном развитии мира развивал и популяризировал ученик И. Е. Дядьковского К. Ф. Рулье, вокруг к-рого в 50-х гг. сложилась первая в мировой додарвинской биологии школа зоологов-эволюционистов (Н. А. Северцов, А. П. Богданов, С. А. Усов и др.). Лекции К. Ф. Рулье об эволюционном учении были запрещены царским правительством, поскольку в них отстаивался исторический метод в биологии. Эти лекции отмечены в «Автобиографических записках» И. М. Сеченова и «Письмах об изучении природы» А. И. Герцена.

В 1841—1852 гг. в Петербургской медико-хирургической академии работал один из основоположников эмбриологии К. М. Бэр, установивший основные этапы эмбриогенеза и доказавший, что человек развивается по единому плану со всеми млекопитающими (см. Эмбриональное развитие). Факты, открытые К. М. Бэром в эмбриологии, явились доказательством несостоятельности преформизма (см.).

В 30—40-х гг. русская М. находилась в сложном положении. Героическая смерть М. Я. Мудрова, изгнание из ун-та И. Е. Дядьковского, уход в отставку Е. О. Мухина лишили ее признанных руководителей. Однако вступившие на арену большой науки их ученики и последователи Н. И. Пирогов, Ф. И. Иноземцев, И. Т. Глебов, К. В. Лебедев, Г. И. Сокольский, А. М. Филомафитский, несмотря на тяжесть политической реакции и казарменный режим, установленный в ун-тах, продолжили и развили передовые начинания своих учителей.

Один из основоположников отечественной экспериментальной физиологии И. Т. Глебов много сделал для экспериментального обоснования воззрений своего учителя И. Е. Дядьковского. И. Т. Глебов впервые высказал идеи о так наз. темном мышечном чувстве, о возможности центрального торможения, обоснованные и развитые позднее И. М. Сеченовым. Он был неутомимым пропагандистом экспериментальной физиологии, талантливым педагогом, стоявшим на передовых материалистических позициях, и крупным деятелем в области мед. образования. В 1857 г. он был назначен вице-президентом Медико-хирургической академии в Петербурге, где вместе с ее президентом П. А. Дубовицким и ученьем секретарем Н.Н. Зининым участвовал в проведении реформы преподавания и организации новых кафедр в академии. Он один из инициаторов приглашения в академию молодых талантливых педагогов, в т. ч. И. М. Сеченова и С. П. Боткина, создания при академии специального ин-та врачей, готовящихся к профессорской деятельности (прообраз адъюнктуры).

Другим видным русским физиологом первой половины 19 в. был А. М. Филомафитский — создатель физиологической школы, автор первого отечественного руководства по физиологии «Физиология, изданная для руководства своих слушателей». В противовес умозрительным шеллингианским концепциям А. М. Филомафитский отстаивал «путь опыта и наблюдения». Он говорил своим слушателям, что этот путь «при постели больного будет для вас драгоценнее всех отвлеченных умствований натурфилософов». Пользуясь официально принятым тогда термином «жизненная сила», А. М. Филомафитский давал ему истолкование, уничтожавшее все его богословское и мистическое содержание: «Жизненная сила есть свойство органической материи… обнаруживать жизнедеятельность, выраженную или внутренним — питание, отделение,— или наружным движением оной материи»… «Жизненной силы не следует смешивать с душою, как это сделал Шталь». Отдавая вынужденную дань официально установленной терминологии, он самый предмет своего исследования и преподавания отделял и противопоставлял освященному официально «духовному миру». Ряд исследований А. М. Филомафитский посвятил проблеме переливания крови, изобрел собственный аппарат для переливания, опубликовал «трактат о переливании крови» (1848), где приведены и многочисленные собственные наблюдения. Сущность переливания крови он видел не в механическом возмещении утраченного ее количества, а в «действии на нервную систему, а через последнюю и на все отправления животнохимического процесса».

А. М. Филомафитский был близок к мысли о торможении рефлексов — «задержании отраженных или сочетательных движений»; он писал об этом в своем учебном руководстве. Заслугой А. М. Филомафитского является не только разработка экспериментальной физиологии, но и ее преподавание с применением эксперимента. Непосредственным последователем А. М. Филомафитского в Московском ун-те явился рано умерший А. Н. Орловский (1821 —1856) — один из учителей И. М. Сеченова, изучавший деятельность ц. н. с. По инициативе А. М. Филомафитского его сотрудник, будущий видный хирург В. А. Басов сделал для демонстрации на лекции по пищеварению искусственный свищ (фистулу) желудка у собаки (1842). Этот опыт, как и осуществленный на 7 лет позднее (1849) «сахарный укол» К. Бернара (получение искусственного диабета разрушением дна четвертого желудочка мозга), вошел в историю науки как классический образец познания жизненных явлений на основе эксперимента.

Дальнейшее развитие получила и патология. В 1849 г. по инициативе А. И. Полунина в Московском ун-те была основана первая в России кафедра патол, анатомии и патол, физиологии. А. И. Полунин положил начало организации музея патологоанатомических препаратов. Им упорядочено секционное дело в московских б-цах, что способствовало связи патол, анатомии с практической М. Из научных работ А. И. Полунина наибольшее значение имеют патологоанатомические исследования изменений при холере (1848) и труды о влиянии секреции желудка на кроветворение. Патол, анатомия лучшими отечественными клиницистами расценивалась как важная часть единой науки о больном человеке. Патологоанатомический метод широко и быстро внедрялся в клинику. Данные этого метода использовались Л. С. Севруком, который с 1834 г. читал специальный курс в Виленской медико-хирургической академии, а затем в Московском ун-те, А. И. Овером (1804—1864), издавшим специальный патологоанатомический атлас, Н. И. Пироговым, Ф. И. Иноземцевым и Г. И. Сокольским. Последний часто начинал описание болезни не с симптоматики, а с изложения данных вскрытия. «Последнее двадцатилетие,— писал он,— уяснившее ножом анатомическим лабиринт патологии, направило внимание многих врачей к особенному изучению патологической анатомии… Сей способ исследования явлений патологической природы хотя не есть единственный, но при теперешнем состоянии науки без сомнения надежнейший, рассеивающий мечтательность и темный эмпиризм».

Г. И. Сокольский, несомненно, был ведущим терапевтом второй четверти 19 в. Он внес значительный вклад в разработку и усовершенствование физических методов диагностики, изучение вопросов патологии органов дыхания и сердца. В 1838 г. он опубликовал труд «Учение о грудных болезнях», в к-ром подробно описал ревматическое поражение сердца. Т. о., одновременно с франц. терапевтом Ж. Буйо и независимо от него Г. И. Сокольский установил закономерную связь ревматического поражения сердца и суставов и обрисовал клинико-анатомические формы болезни. Хотя отдельные описания ревматизма сердца встречаются в мед. литературе и до работ Ж. Буйо и Г. И. Сокольского, только эти работы наметили поворот к современному пониманию ревматизма как системного заболевания; значение их столь велико, что заболевание предложено называть болезнью Буйо — Сокольского.

На позициях естественнонаучного материализма стоял Ф. И. Иноземцев. Он подчеркивал определяющую роль окружающей среды в сохранении здоровья и возникновении болезней; придавал большое значение профилактике. В отличие от многих клиницистов того времени он понимал значение социальной среды (общественной жизни) для зарождения различных болезненных состояний. Ф. И. Иноземцев пропагандировал связь М. с естественными науками, «живое», «физиологическое» воззрение на больного и болезнь, внедрял передовые методики клинического преподавания и обследования больного. Он усовершенствовал преподавание на кафедре практической хирургии. Им была основана домашняя поликлиника, к-рую впервые в России он широко использовал как базу для усовершенствования врачей. Ученики Ф. И. Иноземцева стали не только хирургами, но и физиологами, терапевтами, патологами, гистологами, акушерами, дерматологами, венерологами, бальнеологами.

Огромный вклад в развитие хирургии и всей отечественной М. середины 19 в. внес Н. И. Пирогов. В своем выступлении, посвященном 25-летию со дня смерти Н. И. Пирогова (1906), И. П. Павлов говорил о его выдающемся уме естествоиспытателя: «…при первом прикосновении к своей специальности — хирургии — он открыл естественнонаучные основы этой науки: нормальную и патологическую анатомии и физиологический опыт…». Н. И. Пирогову принадлежит заслуга создания основ современной топографической анатомии (первое приближение к ним в отечественной хирургии мы находим в трудах И. В. Буяльского) и развития хирургии на этом прочном фундаменте. Задавшись целью вооружить хирурга анатомическими изображениями и препаратами, возможно более близкими к прижизненному состоянию органов и тканей, Н. И. Пирогов, продолжая опыты И. В. Буяльского, разработал метод «ледяной анатомии». Замораживая трупы (при температуре —18°) перед наступлением значительных трупных изменений, он высекал отдельные органы («скульптурная анатомия»), распиливал их в различных направлениях на тончайшие пластинки и т. о. получал возможность впервые установить точные топографические соотношения органов и тканей («Иллюстрированная топографическая анатомия распилов…», атлас в 4 томах, 1852—1859). Чтобы яснее представить значение этого титанического труда для хирургии эпохи Н. И. Пирогова, достаточно вспомнить картину, к-рую являли тогда ведущие клиники Германии. «Было так, что анатомия и физиология — сами по себе, а медицина — сама по себе… Ни Руст, ни Грефе, ни Диффенбах не знали анатомии…»,— вспоминал Н. И. Пирогов о годах, проведенных в Германии.

О масштабах патологоанатомических исследований великого русского хирурга свидетельствует, напр., тот факт, что его труд «Патологическая анатомия азиатской холеры» (1850) основывается на материалах св. 1 тыс. вскрытий, произведенных им в годы холерных эпидемий в Дерите (1830) и Петербурге (1848). Важнейшим условием научной разработки проблем хирургии Н. И. Пирогов считал эксперимент на животных, который должен предшествовать применению в клинике новых методов оперативных вмешательств. В условиях господства миазматических представлений, до опубликования основных работ по микробиологии, антисептике и асептике русский хирург-естествоиспытатель вплотную приблизился к научному пониманию природы зараженных ран и широко распространенных «госпитальных зараз»: «Миазма, заражая, сама же воспроизводится зараженным организмом. Миазма не есть, подобно яду, пассивный агрегат химически действующих частиц: она есть что-то органическое, способное развиваться и возобновляться». Н. И. Пирогов добился перевода в особые здания больных рожей, гангреной, пиемией и тем положил начало специальным отделениям так наз. гнойной хирургии, отделив ее от «чистой». При обработке ран он требовал «…применения антисептического способа в самом строгом значении слова. Нельзя быть наполовину антисептиком… Кто покроет рану только снаружи антисептической повязкой, а в глубине даст развиться ферментам в сгустках крови и в размозженных или ушибленных тканях, тот совершит только половину дела, и притом самую незначительную…». Т. о., не довольствуясь наложением, по Листеру, антисептической повязки снаружи, Н. И. Пирогов предусмотрел принятую сейчас глубокую хирургическую обработку раны. На основе своего опыта участия в нескольких войнах он разработал и предложил стройную для того времени систему лечебно-эвакуационного обеспечения раненых на войне, что позволяет считать его одним из основоположников современной организации и тактики военно-мед. службы, а также военно-полевой хирургии (см. Медицина военная).

Одной из ведущих проблем М., разрешенных в 40-х гг. 19 в., была проблема обезболивания (см.). Русским ученым принадлежит одно из ведущих мест в разработке вопросов, связанных с применением наркоза в клинике и в военно-полевой обстановке. В то время как за границей велись споры о приоритете в установлении обезболивающего действия хлороформа и эфира на организм, о моральных основаниях для применения наркоза и праве врача лишать больного на время действия наркоза свободы воли, ведущие отечественные ученые начали экспериментальное исследование средств общего обезболивания. В Московском ун-те под руководством А. М. Филомафитского был создан комитет по изучению наркоза, в состав к-рого вошли клиницисты, физиологи и фармакологи (пример первого в мировой практике комплексного подхода в исследовании мед. проблемы). В соответствии с программой исследований, разработанной А. М. Филомафитским, клиническому применению наркоза предшествовала серия опытов на животных. Первая в России операция под наркозом была выполнена Ф. И. Иноземцевым в начале февраля 1847 г., т. е. всего через 3,5 м-ца после сообщения об успешном применении эфирного наркоза амер. хирургом Уорреном (J. Warren). Одновременно с Ф. И. Иноземцевым этот метод общего обезболивания стали применять Б. Ф. Беренс, Л. Ляхович и другие врачи Риги и Вильны. Немедленно после первых зарубежных сообщений об эмпирическом применении эфирного наркоза приступил к проверке и изучению нового метода Н. И. Пирогов, обмениваясь результатами исследований со своим товарищем по Дерптскому профессорскому ин-ту А. М. Филомафитским. Н. И. Пирогов дал научное обоснование применения ингаляционного наркоза («Практические и физиологические наблюдения над действием паров эфира на животный организм», 1847). В том же 1847 г. в Дагестане при осаде аула Салты он впервые применил эфирный наркоз в массовой военно-полевой хирургической практике. Авторитет Ф. И. Иноземцева и Н. И. Пирогова способствовал быстрому признанию и повсеместному применению отечественными хирургами методов общего обезболивания.

К концу первой половины 19 в. относится зарождение отечественной педиатрии (см.), связанное с деятельностью профессора Медико-хирургической академии С. Ф. Хотовицкого, который в течение 30 лет преподавал здесь акушерство и детские болезни, настойчиво пропагандировал меры охраны здоровья детей на страницах «Военно-медицинского журнала» и в «Трудах общества русских врачей». В 1847 г. он опубликовал фундаментальный труд «Педиятрика» — первое оригинальное отечественное руководство по данному предмету, в к-ром выделение педиатрии в самостоятельную науку обосновывается качественными особенностями детского организма: «… в здоровом и болезненном состоянии детского организма замечается весьма значительное отличие от зрелого организма, проявляющееся не в одной только меньшей величине органов и не в одной только меньшей силе отправлений, свойственных человеческому организму, но также и в особенности самого состава органов и самого направления действий их, здорового и болезненного». Интерес общественности к проблемам педиатрии объяснялся сохранявшимся исключительно высоким уровнем заболеваемости и смертности детей раннего возраста и обусловил выпуск в те же годы ряда популярных изданий, посвященных вопросам предупреждения ранней детской смертности.

На базе созданных в конце 18 в. психиатрических б-ц в 20—30-х гг. 19 в. начинает складываться отечественная психиатрия (см.). В условиях жестокой реакции, господства богословия и мракобесия появились работы 3. И. Кибальчича, П. П. Малиновского и других психиатров, отражавшие материалистические взгляды авторов на природу психических болезней. Так, автор первого оригинального отечественного руководства по психиатрии «Помешательство, описанное так, как оно является врачу в практике» (1847) П. П. Малиновский следующим образом определял психическое расстройство: «Помешательство есть нервная болезнь, в которой отправление мозга изменяется так, что при кажущемся телесном здоровье душевные способности проявляются неправильно» и предлагал «усовершенствовать патологическую анатомию психических болезней. Оно трудно: легче отделаться, сваливши все на душу; но времена Парацельса прошли… не пришло ли время сказать: мы этого не знаем, но постараемся узнать». Эта точка зрения перекликается со взглядами крупнейших представителей теоретической и клинической медицины Е. О. Мухина, И. Е. Дядьковского, А. М. Филомафитского. В предисловии к своему учебнику П. П. Малиновский писал: «Если стараются улучшить участь ленивых бродяг… распутных женщин и, наконец, участь преступников, то святой долг каждого из нас по возможности улучшать судьбу таких людей, в числе которых многие были честны, умны, трудолюбивы… в которых ярко блистали искры дара божьего — душевные способности…». Гуманной задаче улучшения содержания психически больных и превращения «долгаузов», являвшихся в сущности местами заключения, в леч. психиатрические учреждения посвятили свою деятельность врачи петербургской б-цы «Всех скорбящих» (И. Ф. Рюль, Ф. И. Герцог), московской Преображенской б-цы, где под руководством В. Ф. Саблера были проведены радикальные перемены: с больных сняли цепи, врачи стали вести «скорбные листы» (истории болезни), были организованы трудовые мастерские. Преображенская б-ца стала центром формирования научной психиатрической мысли (здесь работали А. У. Фрезе, С. С. Корсаков и другие видные психиатры второй половины 19 в.).

Т. о., еще в первой половине 19 в. были заложены основы научной психиатрии и будущего режима нестеснения психически больных.

В 40-х гг. 19 в. была проведена реформа клинического преподавания, положительно сказавшаяся на качестве практической подготовки отечественных врачей. По инициативе Н. И. Пирогова в Петербургской медико-хирургической академии начали функционировать наряду с академическими (факультетскими) госпитальными хирургическая клиника (с 1841 г. ее возглавил Н. И. Пирогов) и терапевтическая клиника (с 1842 г.). Обосновывая необходимость такого разделения клинического преподавания, в письме к попечителю академии Н. И. Пирогов писал: «Профессор клиники должен начинать, так сказать, с азбуки практической медицины. Он заставляет слушателей входить во все подробности при постели больного, учит делать экзамен болезни, словом, цель его показать методу распознания и главный план лечения болезни в каждом индивидууме. Напротив, профессор практической медицины госпитальной устремляет при своих визитациях внимание слушателей на целую массу одинаковых болезненных случаев, показывая при том и индивидуальные их оттенки; статистическим способом доказывает пользу той или другой методы лечения; лекции его состоят в обзоре главнейших случаев, сравнении их и пр.; у него в руках средство продвигать науку вперед. Посему обе эти кафедры клинической и госпитальной профессуры — необходимы в каждом учебном заведении». Выделение госпитальных клиник в Московском ун-те произошло в 1846 г.; инициаторами его еще в 1840 г. выступили Ф. И. Иноземцев, хирург А. И. Поль и терапевт А. И. Овер (учитель Г. А. Захарьина). В Киевском ун-те реформа клинического преподавания хирургии связана с деятельностью ученика Н. И. Пирогова В. А. Караваева. Предпринимались попытки дальнейшей дифференциации преподавания. Особенно длительные споры велись на мед. ф-те Московского ун-та в отношении образования самостоятельных кафедр педиатрии и нервных болезней. Однако результаты их нашли организационное воплощение лишь в конце 60-х гг. 19 в.

Остальные разделы статьи «Медицина»:

1. Введение
2. Возникновение медицины и ее развитие в первобытном обществе
3. Традиционная медицина народов Африки
4. Медицина древних цивилизаций
   1. Медицина цивилизаций Древнего Востока
   2. Медицина цивилизаций древней Америки
   3. Медицина античного мира
5. Медицина в феодальном обществе
6. Медицина Нового времени (17—18 вв.)
7. Медицина 19 века
8. Медицина 20 века
9. Медицина народов СССР
   1. Медицина народов Закавказья
   2. Медицина народов Средней Азии
   3. Медицина народов, населявших европейскую часть СССР в эпоху феодализма
   4. Медицина в России в 17 веке
   5. Медицина в России в 18 веке
   6. Медицина в России в первой половине 19 века
   7. Медицина в России во второй половине 19 — начале 20 века
10. Медицина в СССР